Рубрики
Происшествия

«Мечтаю прорыдаться, но не могу» Пять лет назад 14 детей погибли на Сямозере. Кого родители винят в трагедии?: Общество: Россия: Lenta.ru

Ровно пять лет назад, 18 июня 2016 года, во время похода по Сямозеру в Карелии погибли 14 детей, отдыхавших в местном лагере по бесплатным путевкам. Подробности этой трагедии потрясли страну — 47 беззащитных детей часами в одиночку боролись за жизнь посреди огромного штормящего озера. К смерти школьников привела целая череда преступных решений взрослых. Изнурительные суды тянутся до сих пор. Накануне годовщины событий на Сямозере специальный корреспондент «Ленты.ру» Сергей Лютых поговорил с выжившими и семьями тех, кто не смог пережить те дни.

* * *

«Я помню, как прочел заключение о смерти моего ребенка. Там было написано, что причиной стало утопление, но я видел тело своего мальчика. Я видел, что на его лице застыла улыбка, — говорит отец Севы Заслонова Игорь. Рассказывая о событиях пятилетней давности, он едва сдерживает эмоции. — В том же заключении было написано, что в легких и в желудке воды нет. О каком тогда утоплении может идти речь?»

Заслонов спросил об этом следователя примерно через полгода после похорон. Еще через неделю его вызвали, чтобы он подписал дополнительную экспертизу. В ней было сказано, что у его ребенка, как и почти у всех остальных погибших на Сямозере, случилось то, что называют сухим утоплением — оно происходит из-за сильного спазма в горле. В таком случае человек может погибнуть уже после того, как его вытащат из воды на сушу.

Заслонов же уверен, что причиной смерти его сына было переохлаждение. «К моменту потери сознания острая боль от холода отступила, вот Сева и улыбнулся», — говорит он.

Именно этот мальчик Сева — единственный, кто сумел позвонить в службу «112», причем когда все еще были в лодках. В этот момент сотрудники МЧС проводили учения, всего в 100 километрах от них.

«Им нужно было 20 минут, чтобы добраться до детей, — говорит отец Севы. — Они бы всех спасли»

Но ответивший ребенку по телефону человек сказал, чтобы тот не баловался, и пригрозил полицией. Потом он бросил трубку.

В итоге полсотни детей почти на сутки были фактически брошены на произвол судьбы посреди объятого штормом огромного озера, где ветер и волны срывали с них одежду. Тонули в воде, температура которой достигала 10 градусов по Цельсию. Мерзли на безлюдных островах.

В те дни погибли 14 школьников. Однако жертв могло быть больше, если бы не одна из участниц похода — 12-летняя Юлия Король совершила невероятное для своего возраста. Она раз за разом возвращалась за тонущими и вытаскивала их на берег, пока не убедилась, что спасать больше некого.

А потом эта маленькая девочка отправилась за помощью к людям. Несмотря на тяжелейшую усталость и часы, проведенные в ледяной воде, ей удалось проплыть несколько километров до побережья и добраться до небольшого хутора Кудама, в дом семьи Столяровых. Там она вместе с хозяевами вызвала МЧС и помогала местным жителям спасать детей до приезда специалистов.

«Спасите нас, пожалуйста, мы в озере, тонем»

Никакого похода не должно было быть вообще. Как утверждало в суде гособвинение, лагерь получил санитарно-эпидемиологическое заключение Роспотребнадзора, согласно которому администрации не разрешалось «проведение детских специализированных программ с походами». Однако этот документ не носил обязательного характера.

Но были и другие веские причины, которые указывали на невозможность прогулки по озеру. В диаметре оно сравнимо с морским заливом, а в лагере при этом не было спасательных жилетов для детей.

И наконец, всем было известно о штормовом предупреждении, даже родителям, находившимся в Москве: с 17 июня в районе Сямозера ожидались ливни и ветер с порывами до 20 метров в секунду (72 километра в час). Однозначно это предвещало шторм.

Однако это не остановило директора лагеря Елену Решетову. На месте событий ее не было, она отдала распоряжение вести детей из отряда «Поморы», позвонив из Москвы своему заместителю Вадиму Виноградову. Тот, будто офицер на войне, передал команду студентам педколледжа Валерию Круподерщикову и Павлу Ильину, которые проходили практику в лагере в качестве инструкторов по туризму.

Они почему-то так же безропотно и бездумно, как солдаты-срочники, приступили к выполнению задания: взяли спасательные жилеты для взрослых и стали надевать их на детей, пытаясь хоть как-то перетянуть застежки, чтобы те держались.

Сами дети в поход идти не хотели, но их мнения никто не спрашивал. 17 июня «Поморы» вышли из лагеря. По двенадцать ребят и одному сопровождающему сели в два пластиковых каноэ SAVA 700. Еще 23 ребенка и двое взрослых — в надувной рафт.

Кроме Ильина и Круподерщикова отряд сопровождали студентка педколледжа Людмила Васильева и учащаяся колледжа культуры и искусств Регина Иванова. Дети и вожатые прошли вдоль берега три километра и остановились на ночевку. Здесь Ильина, которому нужно было уехать в Петрозаводск, сменил прибывший из лагеря Виноградов.

У этого человека был последний шанс остановить поход и всех спасти. Круподерщиков обнаружил, что у одного из каноэ нет пробок на герметичных отсеках, которые дают судну плавучесть в аварийной ситуации, когда через борт начинает попадать вода.

Но Виноградов решает повести детей вглубь озера — к острову Фокенсуари. При этом сам Виноградов не стал садиться в каноэ без аварийных баков, а предпочел наиболее безопасный в шторм надувной рафт.

«Поморы» отчалили от берега примерно в 13 часов. Через два часа погода испортилась, поднялся сильный ветер. Гребцы на рафте и в обоих каноэ потеряли управление

Рафт, на большом ветру скорее напоминавший резиновый матрас, стало быстро сносить ветром, пока он совсем не скрылся из виду. Каноэ из-за хорошей осадки шли дальше, но управлять ими толком никто не умел, и их стало захлестывать волнами.

Череда неправильных решений не закончилась и на этом. Валерий Круподерщиков, находившийся в одной из лодок и знавший о проблеме с аварийными баками, решает звонить не в МЧС, а Виноградову.

«Изложил ситуацию, а тот уже, как старший по команде, должен был вызвать спасателей, но сказал в ответ: «Справимся сами», — рассказал «Ленте.ру» его адвокат Дмитрий Маслов. — В силу возраста (Круподерщикову было 19 лет — прим. «Ленты.ру») мой подзащитный не мог должным образом эту ситуацию оценить и положился на опыт своего руководителя».

Что имел в виду под «справимся сами» заместитель директора лагеря, неизвестно. Известно, что его убедила не обращаться в МЧС Решетова, которой он позвонил с рафта.

Только непонятно, как можно убедить по телефону человека отказаться от спасения детей перед лицом непосредственной угрозы и почему вообще нужно было сознательно отказываться от помощи? Игорь Заслонов, который за пять лет изучил дело Сямозеро вдоль и поперек, считает, что этот вопрос остался без ответа.

«Почему ни Виноградов, ни Решетова, ни другие сотрудники лагеря не вызвали спасателей? — недоумевает Игорь Заслонов. — Ведь она не дура совсем, а, наоборот, человек ушлый. Она понимала, что если что-то с детьми случится, то ей грозит уголовка. Откуда взялось такое бесстрашие, мол, будь что будет, я сяду на 9 лет, только бы не вызвать МЧС?»

Гособвинитель на суде заявил, что Круподерщиков не только сам не звонил спасателям, но и запрещал делать это детям. Ослушался только Сева.

«Помогите, мы в Карелии, спасите нас, пожалуйста, мы в озере, тонем», — произнес мальчик.

Севе сказали, чтобы он не хулиганил, так как разговор записывается, а его номер телефона будет передан полиции.

«Что-что?» — переспросил ребенок, но связь оборвалась.

Разговор действительно был записан, и эта запись стала доказательством вины принявшей звонок фельдшера Суоярвской больницы Ирины Щербаковой. Она даже не стала регистрировать этот звонок.

Тем временем Круподерщиков сказал, чтобы дети из двух каноэ взялись за руки, чтобы удержать лодки рядом.

Виноградов с Ивановой и 23 детьми благополучно доплыли на рафте до острова Элойсварь, где и оставались вплоть до прибытия спасателей на следующий день. В МЧС они так и не обратились.

«Плывите, суки! Иначе все сдохнете»

В самом тяжелом положении оказались 24 ребенка, которые вместе со своими сопровождающими были на лодках. Остаться на плаву надолго, держась за руки, им не удалось. Волны перевернули обе каноэ, дети оказались в ледяной воде. Это произошло между 16 и 17 часами дня.

Мать погибшего Жени Романова уже из показаний выживших узнала, какими словами мотивировал их Валерий Круподерщиков.

«Он сказал: «Плывите, суки! Иначе все сдохнете», — рассказала она «Ленте.ру». — О чем говорит такое обращение? Другой бы нашел слова, чтобы помочь детям».

По ее убеждению, Круподерщиков лично виновен в гибели двоих: ее сына Жени и девочки Амалии — он сбросил с себя этих детей и уплыл.

«Моему сыну было 13 лет. Маленький и худенький ребенок. На нем был жилет 56 размера, — рассказала Валентина Романова. — Он просто из него выпал»

В некоторых случаях жилеты, рассчитанные на взрослых, если и не спадали, то все равно мешали детям плыть к спасительному берегу.

«Ильин и Круподерщиков совместно с Виноградовым максимально затянули застежки на ремнях жилетов, надетых на детей, чем фактически сковали действия последних, лишив в последующем способности совершать активные действия», — так это описывала в суде представитель прокуратуры.

«У детей дикий страх был: они кричали, плакали. Кто-то из девочек потерял сознание от страха. Дезориентация была полнейшая, — рассказывает «Ленте.ру» Романова. — А еще волны срывали с них одежду. Огромные волны. Детей потом находили полуголыми»

По словам Романовой, выбрались из воды те дети, кто был покрупнее, у кого хватило сил, кто умел плавать.

Севе Заслонову пыталась помочь Ксюша Родионова. Она была одной из самых старших участниц похода. Девочке было 15 лет.

Ксюша, сняв сережки-гвоздики из ушей, колола ими себе, Севе и другим детям немеющие ноги, чтобы те не теряли чувствительность

Потом она отключилась и пришла в себя, когда рядом уже никого не было. Плыла к берегу одна, пока не увидела двух девочек из отряда — Машу и Дашу. Те практически не двигались из-за огромных жилетов, и Ксюша подталкивала их к берегу, сколько могла. Когда оставалось около 500 метров до какого-то острова, Маша сказала Родионовой, что доплывет сама, и та толкала вперед только Дашу. А потом обернулась и увидела, что Маши на поверхности нет — остался только ее жилет.

Уже на берегу Ксюшу ударило волной о камни, из-за чего девочка получила сильные травмы спины, но Дашу она все же спасла, а потом поделилась с ней одеждой. На острове нашлись еще двое детей. Туда же приплыл и Круподерщиков.

Травмы от столкновения с прибрежными камнями получили многие дети, для некоторых они были уже посмертными. Юля Король вытащила из воды нескольких детей, но выжили они не все.

Ребята выбирались на берег как могли весь вечер 18 июня и всю следующую ночь

«Примерно в восемь утра в воскресенье, на Троицу, мне позвонила Решетова, начальница лагеря. И говорит: «Наташа, у меня там что-то группа на связь не выходит. Не могли бы вы посмотреть, оценить ситуацию?»» — рассказала «Ленте.ру» Наталья Столярова, хозяйка расположенной на берегу Сямозера базы отдыха в Кудаме.

Столярова ответила, что на озере очень сильная волна. Она не знает, звонила ли Решетова кому-то еще.

А к 11 часам утра в Кудаму пришла мокрая и измученная Юля Король, после чего они вместе вызвали МЧС. Местный егерь Андрей Севериков и работник базы Столяровых Владимир Дорофеев отправились туда, куда указала девочка, — эту цепочку островов местные называют Пятиостровье. Оттуда они вывезли 11 из 37 выживших ребят.

«Некоторых нашли уже засыпающими — сбились в кучки, мокрые, замерзшие. Совсем уже уходили, — вспоминает Столярова. — Растолкали, привезли, в баню сразу. Две девчонки выйти оттуда толком не могли — что-то все же с ногами от переохлаждения случилось».

По словам Натальи, девятнадцатилетний инструктор нес самую маленькую девочку на себе, так как она совсем не могла двигаться.

Дорофеев и Севериков нашли тела десятерых мертвых детей.

Прибывшие на место сотрудники МЧС сняли с острова тех ребят, кто был с Виноградовым, разыскали тела еще троих погибших. Еще одного мальчика — Женю Романова — продолжали искать на земле, под водой и с воздуха.

«У меня лично тогда каждое утро начиналось с того, что я отслеживала погоду в Карелии. Я знала о штормовом предупреждении, и когда младшая дочь, посмотрев днем 19 июня телевизор, сказала мне: «Мама, там трагедия на озере», — я ответила, чтобы она подумала головой и успокоилась, так как наш ребенок находится в лагере», — вспоминает мама Жени.

Валентина Романова даже мысли не допускала, что директор лагеря позволит себе выпустить детей в поход после штормового предупреждения.

Она решила, что речь о какой-то случайной группе туристов, и уехала в больницу, где лежал ее муж.

«Мы сидели, разговаривали, и в этот момент мне позвонили из МЧС: «Валентина Владимировна, вы смотрели телевизор? Случилась трагедия».

Я спросила: «Это что, лагерь?»

Мне ответили: «Да. Вашего ребенка нет в списке живых»

Романова не могла поверить в происходящее и успокаивала старшую дочь, когда та зарыдала: «Не смей думать об этом. Наш будет живой! Он не может погибнуть».

Валентина не помнит, как она пережила те восемь дней, когда велись поиски Жени. Друзья и близкие нон-стоп дежурили у них в квартире, заставляли ее есть и пить. Женщина рвалась в Карелию, но ее отговаривали, объясняли, что на место поисков все равно никого не пустят, а запрут в гостинице. Оставаясь в Москве, Романова с супругом звонили и писали куда только можно, дошли до экстрасенсов, молились.

Глава совета сельского поселения Эссойла, на территории которого находился лагерь, Андрей Ореханов рассказал потом Валентине, что во время поисков он с детьми вышел на озеро и запустил в воду 14 бумажных корабликов.

«13 уплыли, а один утонул. На следующий день сына нашли», — отметила Валентина.

Романовы поехали на опознание, но врачи и психологи, уже ждавшие на входе, отговорили их заходить внутрь. Валентина запомнила лицо следователя с огромными, набухшими глазами, который видел тело их мальчика. В итоге Романовы опознали ребенка по тесту ДНК.

«В лагере царит абсолютный хаос»

«Парк-отель Сямозеро» был создан в ноябре 2007 года. Для него взяли в аренду базу отдыха «Лесная сказка» с четырьмя кирпичными спальными корпусами площадью 350 квадратных метров каждый, административным зданием с медблоком, гостиницей на десять двухместных номеров, отдельно стоящей столовой и небольшим гостевым домиком.

Еще у базы были свои лодочная станция, песчаный пляж, игровые площадки и автономное инженерное обеспечение. Весь этот комплекс был рассчитан на размещение 184 человек. Между тем в первой смене, которая длилась с 3 по 23 июня 2016 года, было почти 300 детей, распределенных в шести отрядах.

База отдыха была переполнена и годом ранее. Об этом летом 2015 года бил тревогу Андрей Ореханов. Попав на территорию «парка-отеля», куда его не хотели пропускать местные сотрудники, он увидел туристические палатки, в том числе большие, в которых стояли двухъярусные кровати. В них, порой в холоде, на сыром белье, так как часть палаток были рваными, спали дети, которым не хватило мест в капитальных корпусах.

Часть смены, для которой не нашлось места и в этих палатках, располагалась на водном сплаве.

У Ореханова осталось СМС-сообщение от одной из девочек, которое он получил 11 июля 2015 года: «Андрей Иванович, помогите, пожалуйста! Это Полина из лагеря! Нас привезли на остров, мы болеем, нас тут будут держать больше обещанного срока, отказываются говорить название острова, мы спим в палатках, условия такие же, как и в походе, очень холодно. Помогите!»

Все это объяснялось особой туристической направленностью отдыха. Лагерь даже имел специфическое название «Школа рейнджеров: остаться в живых».

На форумах в сети легко можно найти негативные комментарии, в которых подробно расписаны проблемы лагеря.

«Царит абсолютный хаос (если не использовать более точное бранное слово на «б»): завезли 600 детей со всей Москвы (12 отрядов по 50 человек), для такого количества ничего не было готово, последние палатки ставили поздно вечером в день заезда, — рассказывает пользователь под ником LuckyDad. — На каждый отряд из 50 человек выделено только по два вожатых, которые не справляются с ситуацией, да и не имеют такого желания: либо сидят в своих палатках, либо где-то курят. Дети курят непосредственно в палатке, на глазах у вожатых, бросая окурки на деревянный настил (!) Ночью у одной из девочек загорелся прожженный сигаретой матрас (официально объявили, что от противокомариной спирали)».

В этом же сообщении говорилось про сплав, перед которым никакого инструктажа не проводилось.

«Самое дорогое для таких людей — это деньги»

После трагедии в 2016 году под следствие в Карелии попали директор лагеря Елена Решетова, ее заместитель Вадим Виноградов, числившиеся инструкторами студенты Валерий Круподерщиков, Павел Ильин, фельдшер Ирина Щербакова, глава регионального управления Роспотребнадзора Анатолий Коваленко, а также исполняющая обязанности руководителя этого управления Людмила Котович.

В Москве — заместитель главы департамента соцзащиты Татьяна Барсукова и начальник управления по организации работы с семьями Елена Семкина.

«Дело состоит практически из 200 томов, но я думаю, что их должно быть еще больше. Я прочла 142 тома. Больше не смогла, — рассказывает Валентина Романова. — Там должно было быть намного больше обвиняемых, чтобы научить следующее поколение руководителей заниматься своей работой не для галочки».

Единственный, кто полностью признал свою вину, — Вадим Виноградов. Его и Елену Решетову в марте 2019 года приговорили к 9,5 годам колонии общего режима за оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности (часть 3 статьи 238 Уголовного кодекса).

«9 лет за 14 жизней — это нормально? Моя мечта, чтобы дети Решетовой от нее отказались. Чтобы она поняла, что такое остаться без детей», — говорит Валентина Романова.

В суде Валентина показала Решетовой две фотографии: каким жизнерадостным ее ребенок отправился в лагерь, и каким его потом нашли.

«Вы думаете, хоть один мускул на ее лице пошевелился? Нет. Самое дорогое для таких людей — это деньги, и ничего больше. Значит, и наказывать таких людей нужно самым дорогим — деньгами. Пускай не в нашу пользу даже, а в государственную», — добавила мать погибшего мальчика.

Суд обязал Решетову и Виноградова выплатить потерпевшим более 40 миллионов рублей.

Фельдшера Ирину Щербакову приговорили в апреле 2017 года к трем годам лишения свободы в колонии-поселении по статье о халатности. Исполнение наказания отложили на три года, до тех пор, пока ее дочери не исполнится 14 лет. Суд также обязал Суоярвскую больницу выплатить потерпевшим четыре миллиона рублей в качестве компенсации морального вреда. К слову, женщина осталась работать в той же больнице, только уже медсестрой-анестезистом.

Но есть человек, который считает, что фельдшер не виновна, по крайней мере в юридическом смысле этого слова. Это Игорь Заслонов — отец дозвонившегося до нее мальчика.

Игорь изучил все документы о службе «112», которые сумел раздобыть, и среди прочего узнал, что МЧС в свое время заказало методическую разработку инструкции по приему звонков.

«Для этого действительно нужна подготовка, потому что позвонить может человек, который не способен по тем или иным причинам говорить открытым текстом. К примеру, если рядом преступник. Оператор должен все это понимать, быть готовым к подобному, в отличие от диспетчера службы такси какого-нибудь», — рассуждает Заслонов.

По его словам, главная проблема была именно в том, что сын позвонил в МЧС, чтобы попросить о помощи, а его звонок переадресовали человеку, который был занят какими-то своими делами.

«Люди получили бюджет на то, чтобы создать службу по приему звонков, и что они сделали с ним? Это вообще никто не расследовал! — возмущен отец Севы. — Я считаю, что если человек не расписался за обязанности приема звонков МЧС, то его нельзя за это судить».

Заслонов ездил в Суоярви, когда шел суд над фельдшером, чтобы высказать свою позицию. Другие родители его не поддержали.

Игорь был также против того, чтобы подавать к Щербаковой или ее больнице гражданские иски.

«Я ее ненавижу всей душой! Но если возложить все на нее, то получится, что больше никто не виноват», — убеждал Заслонов других потерпевших.

Он хотел, чтобы ту или иную ответственность понесли генералы МЧС, но этого не произошло. К слову, до сих пор по делу Сямозера еще не был признан виновным никто из чиновников: ни в Карелии, ни в Москве.

Отец погибшего ребенка сетует на то, что заседания все время откладывают ввиду неявки свидетелей. Он предполагает, что из-за затягивания процесса столичные чиновницы могут избежать наказания по истечении срока давности.

Прежде такое уже произошло с Валерием Круподерщиковым. Его судили по двум статьям: об оказании услуг, не отвечавшим требованиям безопасности (статья 238) и об оставлении в опасности (статья 125). Признали виновным только по второй, однако освободили от наказания.

Павла Ильина суд полностью оправдал, так же как обоих карельских чиновников Роспотребнадзора. Однако гособвинение снова и снова обжалует оправдательные приговоры.

«Прокуратура подала апелляционную жалобу в отношении Круподерщикова и Ильина, но она не была удовлетворена, потом — кассационную жалобу, и суд вновь оставил в силе оправдательный приговор. После чего они обратились в Верховный суд России, и там уже решили вернуть дело на новое рассмотрение в суде первой инстанции», — говорит адвокат Дмитрий Маслов.

Сейчас разбирательство находится на стадии судебного следствия, то есть вновь изучаются доказательства вины и невиновности Круподерщикова. Позиция защиты заключается в том, что он никогда в жизни не был инструктором.

«У него нет соответствующего образования. Он был студентом, который проходил в лагере практику. Его почему-то возвели в ранг инструктора и сказали, что он за все там нес ответственность. Ему говорили: «Иди туда и делай это». Он слушался», — рассказывает адвокат.

Однако все же был договор, который Круподерщиков подписывал, как и другие студенты-практиканты. Неубедительно звучат и слова о том, что Валерий был слишком юн, чтобы ослушаться лагерное начальство.

«На следствии выяснилось, что он поехал туда — этот троечник и бездарь, — чтобы ему поставили галочку о практике и чтобы заработать какие-то деньги. Он не думал ни о чем. Если только выйдет оправдательный приговор по Круподерщикову, я просто перестану верить, что у нас есть государство», — говорит Валентина Романова.

2 июля в Верховном суде Карелии состоится новое разбирательство в отношении недавно оправданных судом сотрудников Роспотребнадзора.

«Я понимаю, что прямой причинно-следственной связи с гибелью детей в их действиях не было, но если бы Роспотребнадзор делал правильно свое дело, не разрешил бы Решетовой творить всякие «чудеса» в лагере, то все могло быть по-другому. Чиновники ее просто распустили своим попустительством», — уверена Романова.

Она помнит, как в первую годовщину после трагедии, 18 июня 2017 года, сотрудники МЧС возлагали венок на озеро и поднялся шторм. Их лодки тоже стали захлестывать волны. И Валентину поразила простая мысль.

«Вы же знаете природу своего Сямозера. Почему вы не следили за лагерем, не обсуждали, как там дела, на планерках?» — этот ее вопрос обращен ко всем местным чиновникам.

Что до самой Решетовой, то в суде она держалась скромной бизнес-леди, в одиночку воспитывающей детей, желавшей лишь того, чтобы ее отпустили похоронить мать.

«Она не наскребала деньги, чтобы прокормить семью. Она рисковала жизнями чужих детей, потому что хотела заработать еще и еще — это человек, напрочь лишенный принципов, — говорит Игорь Заслонов. — Но если бы не Решетова, то нашелся бы другой человек, так как директор лагеря был лишь частью схемы по распилу бюджетных средств, направляемых на детский отдых».

«Мечтаю прорыдаться, но не могу»

Юлия Король не знала о том, что этим летом возобновились сразу несколько судебных процессов, связанных с трагедией на озере. После возвращения в Москву ей предстояло долго и упорно спасать саму себя: удалить все аккаунты из соцсетей, обратиться за помощью к психиатру. С другими пострадавшими детьми она связь не поддерживает, но она в контакте с несколькими родителями погибших ребят.

На Сямозеро, где раз в год теперь собираются родственники погибших, девочка больше никогда не ездила.

Юлю и ее брата-двойняшку Диму, который также отдыхал в лагере, воспитывает в одиночку бабушка — когда детям было по 6 лет, их мать оказалась прикована к постели после инсульта.

Окончив девять классов, девочка хотела поступить в колледж МЧС, но не получилось из-за проблем со зрением. Она пошла в педагогический колледж, чтобы стать преподавателем физической культуры для детей с особенностями развития.

Сейчас Юля перешла на второй курс. Она по-прежнему занимается плаванием, играет в футбол и пионербол.

«У нас ОБЖ есть в колледже, и последнюю тему про воду преподаватель рассказывал, осторожно глядя мне в глаза, и остановился. Не хотел меня ранить», — говорит Юля.

Иногда в рамках ОБЖ ребята ходят в походы, и Юля — тоже. Один из них был водным. Это было на прудах в Москве. Ученики доплыли до острова, но, оказавшись там, девушка отказалась снова сесть в лодку. Просто не могла. В итоге один тренер оставался с ней на острове, пока другие плавали вокруг на байдарках.

«Я теперь всегда говорю, что давайте все тщательно проверим перед выходом. И, бывает, кто-то в ответ скажет: «Зачем это надо?» — говорит собеседница «Ленты.ру». — Зачем надо? Вот ты утонешь, и никто тебя не спасет!»

С годами все тяжелее становится переживать гибель детей их родителям. Первое время они держались только за счет взаимопомощи, встречались, часами разговаривали друг с другом по телефону.

«Мой сын и еще четверо ребят лежат на Николо-Архангельском кладбище. Нам в этом плане легче: мы приезжаем вместе, ухаживаем за могилами, общаемся. С каждым ребенком там поговоришь, привезешь цветы, конфеты, игрушки», — рассказывает Валентина Романова. Она считает, что гораздо тяжелее тем, у кого дети лежат на кладбищах по одному.

У Валентины есть портрет Жени, с которым она здоровается и разговаривает каждый день. И каждый год она ездит на Сямозеро, где в двух километрах от Кудамы установлены памятные камень и крест. Построена часовня.

Еще Романова старается вместе с мамой другого погибшего ребенка — Анной Борисовой — ездить в Карелию на суды, но не на все удается. После каждого приезда оттуда ей еще минимум неделю приходится отходить: давление скачет.

Хуже всего в июне. В начале каждого лета у Романовой начинается невроз. Ее трясет.

«Я с 20 июня 2016 года не могу плакать. Мечтаю прорыдаться, но не могу. Мне даже психиатры говорят, что нужно. Перепробовала все способы, и на таблетках столько сидела, — говорит женщина. — Когда я пытаюсь заплакать, то начинаю задыхаться. Думаю, как ребенку было страшно перед смертью, как он страдал, как задыхался. Только я могу вызвать скорую, понюхать нашатырь, выпить таблетку, а у него такой возможности не было».

Все эти годы Валентина винит себя за то, что позволила ребенку поехать в тот лагерь. Она каждый раз просит прощения, стоя перед могилой сына.

Игорь Заслонов же просит «Ленту.ру» передать свое обращение к другим родителям:

«Кроме вас, о ваших детях никто не позаботится! Государственные программы, специальные промоакции… люди, которые будут вас в них вовлекать, — им по большому счету плевать на вас и ваших детей.

Я не говорю о том, что ребенка не надо из дома выпускать. Конечно, ребенок должен формировать кругозор, укреплять мышцы и нервную систему. Я не против этого, но только когда за этим стоят подготовленные люди, которые, даже видя, что на озере полное спокойствие, все равно скажут: «Нет, сегодня мы никуда не пойдем, потому что пришло оповещение от МЧС».

Особенно нужно избегать ситуаций, когда вы сами ни за что не заплатили…

Если ты сам не защитишь себя и своих детей, то госчиновники потом сделают все, чтобы защитить себя от твоих нападок».

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *